Лезвие бритвы - Страница 91

Аллеи могучих дубов стояли еще не тронутые осенью, только листья их приобрели медный оттенок. Множество белок возились в их ветвях, заготовляя желуди на осень. Почти ручные зверьки не боялись людей и яростно стрекотали, враждуя с голубями. Молодые люди побывали в театре Банту, смотрели балет, «цветную» руританскую оперетту. Удивительная естественность, превосходные мелодичные и глубокие голоса, танцы, в которых прекрасные тела жили пламенной, неведомой для европейца жизнью. Сандра была совершенно очарована.

– Как это может быть? – повторяла она, показывая на таблички, прицепленные к вагонам трамваев и пригородных поездов с надписями на африкаансе (голландском) и английском языках: «Ни бланкес» – «Не для белых». Такие же надписи красовались на уборных, а рестораны и магазины побогаче, наоборот, возвещали, что они «только для европейцев».

– И это в середине двадцатого века, после того как разгромлен фашизм!

– Кто вам сказал, Андреа, что он разгромлен? Разгромлены три фашистских государства, а зреют новые, в другом обличье, под другими политическими лозунгами. Но везде одно и то же: какие-то господствующие классы, группы, слои, как их там ни называйте, захватившие право подавлять мнения и желания всех остальных, навязывать им под видом законов и политических программ низкий уровень жизни, чинить любой произвол…

Вот вам, кстати, типичный фашистик – наш Флайяно. А сколько я видела тут таких же на светском балу. Заносчивость и надменность здешних дам перед «цветными» даже трудно представить. Любая европейская дрянь, которой у себя на родине цена чентезимо, здесь она тем более требовательна, нагла и нетерпима, чем ниже она сама чувствует себя перед действительно талантливыми представителями других, непривилегированных рас. Впрочем, тут даже не нужны расовые различия. То же самое в Европе между привилегированными и низшими слоями. Только там оно скрытое, сейчас не модно. А тут все наружу и в наивысшей степени наглости.

– Я мечтал не только о Полинезии, но и о Кейптауне – этом прекрасном городе на пути к Востоку, – признался лейтенант. – Что ж, город действительно красив, кого тут только нет. Но он мне неприятен из-за остро чувствующегося здесь напряжения. Кажется, что одни ждут все время, что их накажут, а другие – что должны будут требовать наказания и наказывать.

Андреа обвел рукой весь гигантский амфитеатр Кейптауна:

– Вот там, выше всех, дворцы богатеев, в парках, с просторными садами. Ниже, видите, маленькие особнячки с садиками, это для преуспевающих служащих и чиновников. Еще ниже большие дома с наемными квартирами для средней массы белого и малой доли «цветного» населения. Следующая ступень – пыльные узкие улочки с небольшими домиками вокруг мечетей, там живут индонезийцы, индийцы и другие мнимые «цветные». А совсем низко, на песках побережья, где постоянный ветер крутит пыль и мусор, там поселки африканцев – пондокки. Я уверен, если посчитать, на самом верху населения в тысячи раз меньше, чем внизу, – вот вам налицо картина устройства общества. Пожалуй, большие города Европы куда демократичнее, по внешности хотя бы.

– О нет, нет! – страстно возразила Сандра. – Там на улицах – бешенство автомобилей, и мне кажется, что все они дышат злобой к пешеходам, а пешеходы злятся на них. В спешке суетятся толпы безыменные и безликие, огромные дома набиты людьми, скученными в низких душных комнатах, согнувшимися над столами и станками в монотонной и нудной работе. А вечером начнется погоня за развлечениями, раздастся грохот воющей и стучащей ритмической музыки, призраки кино, экраны телевизоров, сочащиеся голубым ядом. И выпивка за выпивкой, сотни тысяч людей пропитаны алкоголем, умеряющим нервный спазм нетерпения, ожидания чего-то лучшего, что не приходит, да и не может прийти. И незаметно жизнь ухудшается и нищает, человек, стремящийся к успеху, видит, что он обманут. Квартира, которую он ждал несколько лет, оказывается дешевой клетушкой, заработок по-прежнему не обеспечивает исполнения даже скромных желаний, дети становятся не радостью и опорой, а обузой и обидой. И тогда перед человеком встает колоссальный вопросительный знак – зачем?

– И мы с вами живем в этих огромных городах!

– И знаете почему?

– Нет!

– Что-то в самой атмосфере города подгоняет нас и не дает залениться, может быть, возможности, скрытые в культурных ценностях нашего мира, сконцентрированных, разумеется, только в больших городах.

– Видимо, вы правы, но меня, как военного, пугают гигантские города. Они ведь чудовищные мышеловки на случай ядерной войны, и правительствам не мешало бы это предвидеть. Я не говорю о прямом поражении ядерными ракетами или бомбами. Каждому очевидно, что люди, как нарочно, собраны, чтобы стать перед всеобщей и быстрой смертью. Нет, пусть не будет такого! И все же каждый колоссальный город – Париж, Токио, Нью-Йорк, Лондон, – как водоворот, вбирает в себя массы воды, пищи, топлива в количествах, какие мы с вами даже не представим. И если хоть маленький, совсем короткий перебой, разруха в транспорте, работе коммуникаций, тогда город станет исполинской ловушкой голодной смерти. Или гибели от жажды более верной, чем в пустыне.

– Это хороший образ – водоворот. Или воронка мельницы, все перемалывающей и производящей нервнобольное, худосочное племя, все дальше уходящее от прежнего идеала человека, каким мы его привыкли видеть в произведениях искусства и мысли прошлых столетий. Нет, настоящие города будущего должны быть похожими на такие вот небольшие дома в маленьких садах, какое бы пространство они ни занимали. И если мы не решим задачи с городами и транспортом, то вся наша цивилизация полетит к черту, породив поколения людей, негодных для серьезной работы, в чем бы эта работа ни заключалась! За городскую жизнь к человеку приступают четыре неминуемые расплаты. За безделье, малость личного труда – шизофрения, за излишний комфорт, леность и жадную еду – склероз, инфаркт; за переживание срока, на какой рассчитан наследственностью данный индивид, – рак, за деторождение как попало, за беспорядочные браки по минутной прихоти, за безответственность в таком важнейшем вопросе, как будущность собственных детей, – расплата – плохая стойкость детей к заболеваниям, наследственные болезни, кретинизм, уменьшение умственных и физических сил потомства.