Из автомобиля вышло много людей. Три женщины: две дочерна загорелые европеянки и очень смуглая дочь Индии, казавшаяся еще темнее в черном сари. Четверо мужчин – два индийца, два европейца, в каждой паре – старик и молодой.
– Целая делегация почтила выздоровление нашего геолога, – ухмыльнулся Гирин, – очевидно, Ивернев пользуется успехом.
Хозяин дома и приехавшие были давно знакомы, и непринужденность, установившаяся между ними, несколько нарушалась присутствием Гирина, Симы и стройного старика с густой, как у сикха, бородой, необыкновенно величественного в высоком белом тюрбане. Художник Рамамурти объявил, что это его гуру – профессор истории искусств Витаркананда. Ивернев кое-что знал о роли ученого в жизни Даярама и приподнялся на постели, чтобы почтительно приветствовать Витаркананду. Но старик с женски нежной заботой заставил его улечься и несколько раз провел концами пальцев по лбу и вискам больного. Приятное чувство покоя и доверия охватило Ивернева, он на минуту закрыл глаза.
– Его нельзя утомлять! – нахмурилась Сандра, восхитившая Симу своей уверенной красотой.
Однако после того как жена индийского художника откинула на плечи свое тонкое покрывало, низко поклонилась больному и потом, чисто европейским жестом, подала ему обе обнаженные до плеч руки, Сима уже не могла смотреть ни на кого больше. А оба художника, Даярам и Чезаре, присматривались к редкой в Индии представительнице прекрасного пола из далекой России.
Никто из них, кроме Ивернева, не замечал, что двое ученых смотрели друг другу прямо в глаза с той прямотой, какая может быть только у больших друзей или смертельных врагов.
Едва Витаркананда, успокоив геолога, повернулся к присутствующим, как встретил изучающий взгляд русского врача. Слегка приподняв изломанные смоляные брови над глубокими темными глазами, индиец вопросительно посмотрел в бледно-голубые, как тибетские снега на рассвете, глаза русского. Несколько минут длился их никем не замеченный поединок, или, вернее, проба сил, пока Витаркананда вполголоса не спросил Гирина:
– Вы из стоящих на пути?
– Если вы разумеете под путем науку – да, если йогу – нет.
Профессор скрыл улыбку под широкими седыми усами.
– Каждый ученый, если он истинный ученый, бесстрашный и отрешенный познаватель правды, и есть жнани-йог с дисциплиной мысли и воли.
– Трудно самому определить, истинный ли я ученый, но стараюсь служить науке по мере сил и без корысти.
– Я вижу, – ответил Витаркананда, – так же как вижу, что она, – он перевел взгляд на Симу, – прошла немало ступеней Гхеранда Самхита (профессор употребил тантрическое название хатха-йоги).
– Уверен, что жена не думала об этом, – улыбнулся Гирин.
– У вас в России, да и вообще на Западе, немало людей, не подозревающих, что они йоги, но достигших таких же высот совершенствования и понимания.
Громкое восклицание Леа прервало их неторопливый разговор. Сандра перевела быстрый поток итальянских слов.
– Леа говорит, что давно мечтала увидеть поближе одну из удивительных русских гимнасток!
– Я хоть и русская гимнастка, но меня нельзя причислять к замечательным нашим девушкам, победившим в Риме, – ответила Сима, – я одна из мастеров спорта, каких у нас много тысяч. И это правда, а вовсе не скромность.
– Все равно, вы мне нравитесь! – заявила Леа, беря Симу под руку. – Смотри, Чезаре, она тоже маленькая, как и я, разве чуть выше.
– Немного, всего сантиметров на пять!
– Я привыкла к мужскому презрению, – вздохнула Леа, – но должна тебе заметить, что неприлично проглядывать глаза, как ты делаешь. Сначала с Тамой, теперь вот с русской. В первую же встречу! Думаешь, если ты художник, так тебе все дозволено? А дальше что будет?
– А дальше будет вот что. – Чезаре поднялся. – Мы утомили Тислава, – так итальянец произносил трудное имя. – Пора идти. Я предлагаю новым русским друзьям поехать с нами. Недалеко богатая вилла, владельцы которой уехали в путешествие. Мы арендовали там купальный бассейн, глубокий, с вышкой. Это сильно облегчило пребывание в жарком Мадрасе!
Сима вопросительно посмотрела на Гирина, тот на Ивернева. Геолог согласно кивнул.
– Бассейн в кафеле цвета неба, и теплая вода смешана с ключевой! Голубая прохлада! – соблазнял Чезаре. – Профессора мы тоже захватим с собой.
Глаза Даярама и Тиллоттамы сделались круглыми от ужаса. Витаркананда нисколько не оскорбился, мягко объяснив, что принадлежит к старому поколению, для которого такие вещи невозможны. Чезаре поспешил попросить прощения. Ученый ласково отклонил повинную.
– Хотелось бы встретиться с вами, – обратился он к Гирину, – когда вы отдохнете от путешествия и будете свободны от конференции.
– Я не устал, но заседания начнутся уже завтра, – ответил Гирин. – Может быть, для вас удобно в субботу, в конце конференции.
– Очень хорошо. Я прошу вас приехать ко мне, оказать мне эту честь. Вы позволите, чтобы пришли несколько моих друзей? Будут только мужчины. Даярам приедет за вами. Мои друзья будут очень рады встрече с русским врачом-психологом. Мы уже слышали о ваших выступлениях на делийской конференции.
– Я очень благодарен, – тихо сказал Гирин, – я плохой оратор и не слишком силен в английском языке. Однако мне чрезвычайно интересно встретиться с вашими друзьями. Жаль, что мое пребывание здесь очень ограничено.
– Но почему же его нельзя продлить?
– Я обещаю вам попытаться!
– Благодарю! И еще один вопрос: для вас Даярам разыскивает старую легенду о черной короне и походе Искандера в Индию?